Девять королев - Андерсон Карен - Страница 1

Пол Андерсон, Карен Андерсон

Девять королев

Глава первая

К полудню Святого праздника Рождества Митры солнце стояло низко в ясных небесах. Грациллоний, прищурясь, посмотрел на юг, и в ресницах его заискрилось радужное сияние. Поля в оврагах, холмы, дальние равнины – все притихло под снежным покровом. Над Борковицием и прилепившимся к форту поселением, выглядевшим отсюда всего лишь продолжением крепостной стены, курились и таяли в небе дымки. Север казался необитаемым. Вал Адриана отбрасывал в ту сторону громадную тень, достигавшую сизоватых подножий гор. Словно насторожившись, застыл тронутый морозом лес на горных склонах. Редкий порыв ветра шевелил деревья, и заиндевевшие ветви вспыхивали мириадами колючих звезд. Хрипло переругивались вороны.

На мгновение Грациллония охватило странное чувство потерянности. Даже летняя война показалась вдруг совершенно нереальной, как будто ее не было вовсе, а был только сон или же слышанная в детстве и почти забытая сказка… но что же в таком случае реально?

Он встряхнул головой, отгоняя оцепенение, огляделся, и все прошло. На западе, закрывая обзор, высился мрачный прямоугольник башни, а на восток по гребню Вала шли сторожевые вышки, через каждую милю – башня; две вышки – башня, две вышки – башня, и так, пока видит глаз, до самого горизонта, пятнадцать футов от земли до верхнего края, семьдесят семь миль от моря до моря, поперек всей Британии.

Над парапетом лениво плескались имперские орлы на обвисших знаменах; глаза слепили солнечные зайчики, игравшие на начищенных нагрудниках дозорных.

Лагерь был разбит в двухстах шагах от Вала: шеренги одинаковых казарм на одинаковом расстоянии друг от друга. Строгость этого квадрата подчеркивалась кривизной путаных улочек городского поселения. Все как обычно, все на своих местах.

Как и он сам. Тело его привыкло к тяжести металла: к шлему, наплечникам, натирающим до крови поножам. На Грациллонии была зимняя форма легионера: чулки, заправленные в подбитые гвоздями сандалии, короткие шерстяные штаны, туника, юбка из коротких кожаных полос, кольчуга, шарф на шее. На правом бедре меч, в руке вырезанный из корня жезл центуриона, на шлеме пурпурный гребень конского волоса – знак проверяющего посты.

Выстудив кольчугу, холод пробирался внутрь, под одежду. С утра Грациллоний ничего не ел – по праздникам есть не полагалось до самого вечера, до свершения Таинств, – но чувство голода почему-то бодрило его и придавало уверенности в своих силах.

Чистыми голосами запели трубы, им многократно вторило эхо. Настал Святой полдень.

Для большинства солдат сигнал труб означал обычную смену караула. А для Грациллония наступило время молитвы. Он положил жезл на парапет, рядом поставил шлем, обратился лицом к солнцу, простер руки и тихим голосом – зачем кричать, ведь бог услышит слова, идущие из сердца, – начал:

– Приветствую Тебя, Митра Непобедимый, Спаситель, Воин, Бог, рожденный среди нас на веки веков…

– Центурион…

Слово это скользнуло по краю сознания, словно нечто, его не касающееся.

– …Услышь нас, о Ты, Сразивший Быка, чтобы кровь Его оплодотворила мир, Ты, Предстоящий Льву и Змее…

– Центурион! – раздалось уже над самым ухом. В нем вскипела ярость. Есть ли предел дерзости этих христиан? Он потянулся было к жезлу, дабы хлестнуть невежу по лицу, но… кощунственно осквернять молитву насилием, да и не пристало офицеру Римской империи терять самообладание. Он сдержался.

Бросив на солдата взгляд, от которого тот попятился, Грациллоний снова обратился к солнцу.

Наконец молитва подошла к концу.

Но гнев еще не остыл. Схватив жезл, Грациллоний круто развернулся, шагнул вперед и… опустил руку. Солдат был из Шестого Непобедимого, придворного легиона комита Римской империи, командующего армией в Британии Магна Клеменция Максима. Хотя Шестой и стоял в Эбураке, ближе к Валу, чем другие легионы, он ни разу не выступал с ними против северных варваров, всегда оставаясь в резерве. Считалось, что Максим придерживает Шестой против саксов. Из солдат и офицеров Шестого Непобедимого состояла его гвардия: телохранители, советники, наперсники, курьеры.

Но отступать Грациллоний не любил. Перекинув жезл в левую руку, он сунул его под мышку и с презрением спросил:

– Где это тебя научили перебивать старших, да еще во время молитвы? Ты позоришь своих орлов, солдат.

Тот попятился, сглотнул слюну, но от испуга своего оправился весьма быстро.

– Прошу прощения у центуриона. Епископ не говорил, что полдень – время для молитв. У меня приказ. Мне показалось, что центурион задумался, вот я и…

Наглец и плут, подумал Грациллоний, успокаиваясь. И, разумеется, христианин. Многие легионеры ныне приняли христианство или сделали вид, что приняли. В этом году вышел рескрипт, запрещающий старые веры. И поползли слухи о том, что в первую голову власти принялись рушить храмы Митры. Правда, летом была война, и командующий без особого рвения исполнял императорский указ – незачем раздражать воюющих людей. Теперь же опасность миновала; наступило затишье…

Грациллоний почему-то вдруг вспомнил отца. «Слишком уж ты горяч, сынок. Вот и попадаешь вечно в передряги. Как будто сам бегаешь за неприятностями. Не стоит, поверь мне. Неприятности и сами придут. Бегал бы ты лучше за девицами».

Отец при разговоре всегда немного растягивал слова.

Гнев прошел. На сердце потеплело. И снова обратившись к солдату, Грациллоний уже с трудом удерживался от улыбки:

– Следовало бы узнать твое имя и посоветовать твоему командиру научить тебя дисциплине. Или высечь палками. Но твоя несообразительность тебя извиняет. Я буду великодушен. Что тебе нужно?

– Мне… поручена честь передать Гаю Валерию Грациллонию… – солдат тщательно подбирал слова, – … центуриону Второго… это ведь вы? Ваши люди сказали мне, что вы здесь.

– Я перед тобой. Говори.

Солдат сделал важное лицо и торжественно произнес:

– Меня прислал командующий армией Британии. Он снимает вас с караула и ждет с рапортом в претории.

– Командующий? Он разместился здесь? – удивился Грациллоний. Если Максим и наезжал к ним для проверки, то останавливался обычно в стоявшей особняком старой крепости, Виндоланде.

– Он здесь с инспекцией и… по другим делам. Он вызывает вас.

Что бы это значило? Зачем он мог понадобиться командующему?

Ничем не выдавая охватившей его тревоги, Грациллоний повернулся и зашагал к дозорной башне.

Солнце скользило поверх узкого, как щель, прохода между казармами, сумрачного и пронизываемого ветром. На открытой террасе шумно играла в кости компания варваров. Пики свои они составили остриями вниз неподалеку, у портика. Сменились с караула, на ходу определил Грациллоний. Гарнизон на границе формировался из ауксиллариев, вспомогательных войск. Регулярных перебрасывали к Валу, только если начиналась война, как в этом году. Эти же солдаты были рекрутами из племени тунгров. Они кутались в меховые шкуры. Морозный воздух должен был казаться тунграм божественным эфиром после гнилых туманов их болотистого края. Когда их гортанные выкрики затихали, слышно было, как отдаются шаги по заледенелой земле.

Грациллоний повернул на запад, дошел до штаба, стоявшего в центре разомкнутого каре из административных зданий, и вскинул руку в салюте, проходя мимо базилики: на ней висели знамена. Знамена не его легиона, но легиона Империи. Часовые отсалютовали в ответ. Это приятно удивило Грациллония: горланившие на террасе тунгры напомнили ему о хаосе, творившемся в лагере, когда легион только прибыл сюда. Надо отдать Максиму должное – дисциплину он укрепил. Правда, помогла ему в том долгая летняя кампания. Наспех набранные дикари всегда гибнут первыми.

В памяти замелькали события прошедших месяцев: поход под проливными весенними дождями к чудесному камню, которого он прежде не видел; утомительные рейды по холмам, оврагам, буреломам, долинам, заросшим вереском, вновь по холмам; если повезет, убогие солдатские радости в убогих селениях. Одно только радовало душу – храм Митры. В легионе Грациллоний был на хорошем счету, и никто не мог упрекнуть его в недостатке ловкости и отваги, но куда важнее то, что добрый друг Парнезий похвально отозвался о нем Отцу. Вот только жаль, что братьев становится все меньше и меньше…