Выбери любимый жанр
Мир литературы

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
Сергей2018-11-27
Не книга, а полная чушь! Хорошо, что чит
К книге
Lynxlynx2018-11-27
Читать такие книги полезно для расширени
К книге
Leonika2016-11-07
Есть аналоги и покрасивее...
К книге
Важник2018-11-27
Какое-то смутное ощущение после прочтени
К книге
Aida2018-11-27
Не книга, а полная чушь! Хорошо, что чит
К книге

Бунт вурдалаков - Петухов Юрий Дмитриевич - Страница 1


1
Изменить размер шрифта:

Юрий Петухов

Бунт вурдалаков

Часть 1

ЗАКОЛДОВАННАЯ ПЛАНЕТА

Мрак. Пустота. Ледяная безысходность. Расстояния, не оставляющие надежды. Смерть и Ужас. Вселенная. Вы всматриваетесь до боли в чёрную страшную даль. Но вам не дано видеть. Вам не дано ощущать сокрытое во мраке и пустоте. Вы слепы!

Вселенная — это вовсе не то, что вбирает в себя слабый человеческий глаз. Она не чёрное, усеянное перемигивающимися искринками небо. И не пустота без конца и края, где висят исполинские пылающие звёзды с кружащими в поле их притяжения планетами. Вселенная — это чудовищная, жуткая пропасть, в которую падают все существующие, обитаемые и необитаемые миры.

Где дно этой пропасти? И есть ли оно?! Триллионы небесных тел сгорают в бесконечном вселенском падении — и не замечают самого падения — в нём они рождены были, в нём просуществовали весь свой отмеренный Силами Непостижимости век, в нём и погибли, чтобы никогда уже не возродиться и ни в ком и ни в чём не повториться.

Вселенная — это адская воронка, затягивающая в себя из Иных, недоступных нам миров, всё, что только способно быть затянутым в колоссальный космоворот, всё, что имеет зримый и незримый, осязаемый и неосязаемый вес, всё, что может падать в ужасающую Пропасть Пространства.

Вселенная — это обитель Смерти. И царствует в ней всепожирающая и всемогущая Владычица владык и Госпожа господ. Её изнуряющим чёрным дыханием пронизано Пространство. Она везде в нём. Но есть и у Неё излюбленные места.

Проклятье висит над этими омутами Мироздания. Непроницаемой печатью скреплены подступы к ним. Путники во Вселенной, к какой бы цивилизации ни принадлежали они, сторонятся этих омутов, ибо никто ещё не возвращался оттуда, никто не приходил назад с лежбищ Владычицы. Всё падает! Всё летит в чудовищную пропасть! Лишь Она одна недвижна в Пространстве. И нет Ей соперников.

…Когда Он понял это, понял с доводящей до оцепенения ясностью, первым желанием, нет, не желанием, а внезапным непреодолимым порывом, не поддающимся ни логике, ни осознанию, было — уйти! бросить всё! навсегда покинуть Пространство! спрятаться на Земле! зарыться лицом в терпкую пахучую траву и никогда не поднимать глаз к бездонному Небу… Это было много лет назад. Он уже и не помнил — когда. Он помнил только острое, раздирающее душу и плоть ощущение своей малости, слабости, незащищенности.

И всего-то лишь крохотная капелька, незримая росинка ужаса с савана Владычицы слетела — слетела и проникла внутрь его большого, сильного по земным меркам тела. Но росинки хватило, чтобы парализовать, отключить волю, изгнать из Пространства… Изгнать? Нет! Его удержала Сила, которую Он не понимал, да и не мог тогда понять. Он не мог Её даже почувствовать. Лишь полыхнуло далеко-далеко тёплым каким-то светом, неземным и невселенским сиянием. И Он смутно, совсем по-детски, понял — есть в Мироздании ещё что-то. Есть! А значит, Он не уйдет!

Вот и сейчас — Ему показалось, что это всё тот же миг Страха и Ужаса, что Он опять там, в далеком утерянном дне. Только теперь надавило ещё сильнее. Пространство навалилось на него всей неизмеримой тяжестью, понесло Его вместе с собою в Пропасть. Да-да, ту жуткую Пропасть, которой Оно само и было. Он застонал словно от сильнейшей неукротимой боли, изогнулся всем телом, сжал кулаки. Челюсти сдавило судорогой, шею вывернуло, что-то ледяное вонзилось в сердце… и остановило его, суставы выкрутило, дьявольской болью прожгло насквозь. И Он открыл глаза. Он уже знал, что увидит. И потому не удивился. Он необъяснимым чутьем предугадал это, пережил внутри себя ещё до пробуждения, до того, как разомкнул веки.

Он летел вниз. Летел в эту сатанинскую чёрную Пропасть. И вместе с Ним летели крохотные, еле различимые звездочки, летел смутный, поминутно исчезающий клок какой-то далёкой, может быть, существующей уже только в собственном испущенном свете, туманности, летел невесть как оказавшийся рядом камешек-метеорит… и летела сверхплотная, сверхтяжелая, колдовская Пустота. Колодец Смерти засасывал их всех, не отличая живого от мёртвого, одухотворённого от бездушного.

Он долго не мог понять — почему Он снова очутился здесь, в своем безвозвратном прошлом, в том давно прошедшем миге бытия. А когда понял, Ему стало ещё хуже — это было не прошлое, давно пережитое и усмирённое. Это было настоящее, ослепительно реальное настоящее, за которым таилось неведомое будущее. Значит, это случилось! Значит, они забросили его Сюда?!

Но почему!

Как они могли! Нет! Лучше бы они сразу убили Его!

Осознание непоправимости случившегося чуть не свело Его с ума. Ошибка?

Как хорошо, если бы это было ошибкой, нелепицей, случайным совпадением… но нет. Он уяснил всё сразу. Они всё-таки послали Его на смерть!

Они бросили Его в адскую воронку! Они приговорили Его! Он почти ничего не помнил… нет, Он не помнил ни черта! Что было с Ним?! Как они посмели?!

И почему именно Его?! Это невозможно! Этого не должно было случиться! Это бред!

Он поднёс руку к глазам. Отблеск скользнул по лицевому светопластику шлема, зайчиком ударил в зрачки.

Рука была закована в броню — тяжеленную, серую, пупырчатую бронекерамику трёхвековой давности. Зачем они обрядили Его в эти доспехи, в это допотопное старьё? Он поднял другую руку, пошевелил толстыми суставо-членистыми пальцами гидропневмоперчатки — и Ему показалось, что Он слышит скрип этого древнего механизма. Но ещё Он почувствовал, что под перчаткой руку облегает металлопластиковая плёнка биоскафандра последней разработки. Зачем? Зачем всё это?! Или они собирались бросить Его в термонейтринное пекло Сверхновой?! Или на Нём решили испытывать действие гравиполя недавно открытых сверхплотных звёзд — Чёрных Карликов?! Нет, глупость, бред! Они просто приложили все усилия, сделали всё, что только могли сделать, лишь бы Он вынырнул живым здесь! Именно здесь! И именно живым! Но почему?!

Он не удивился, даже не повёл плечами, не вздрогнул, когда совсем рядом, в трёх-четырёх километрах от Него, вдруг высветилось нечто округлое, серебристо-тусклое, с ажурными фермами-лапами и почти чёрным отражателем.

Капсула! Да, Он ждал её появления. И она появилась! И только после этого, внезапно, с накатившей липкой тоской и обручем на висках пришла память: Он дал им согласие. Он сам дал им согласие!

Они нашли его на диком пляже. Но сразу не подошли, а уселись в десяти метрах на плоский серый валун с поросшими мхом боками. Место это было угрюмым и мрачным. Никто не помнил, чтобы тут когда-либо купались или загорали люди. Но почему-то, по какой-то невесть из каких глубин дошедшей памяти, этот глухой уголок звался «диким пляжем».

— Чего надо, — грубо спросил Иван. Спросил без вопросительных интонаций, не отрывая взгляда от серой подёрнутой рябью воды.

Ему сейчас не хотелось видеть людей. Он был старше их всех. Неизмеримо старше. И они казались ему шаловливыми, беспечными, надоедливыми и страшно докучливыми в своей бесцеремонности детьми, от которых нет никаких сил отвязаться и которых надо просто терпеть.

Стиснуть зубы и терпеть. Он знал лучше их самих, что играют «дети» вовсе не в детские игры. Но всё равно — иначе он не мог воспринимать этих несчастных, этих замкнувшихся на себе детей — землян.

Он сидел на высохшем от времени и жары обломке ствола некогда могучего и неохватного дерева. Обломок этот выставлял из песка и ила свою горбатую растрескавшуюся спину и наверное помнил допотопные времена. Иван сам себе казался таким же старым и высохшим. В нём уже не было сил стоять, тянуться вверх, расти… он хотел лежать в прохладном, тяжёлом иле. Он лишь по инерции продолжал жить. Он уже давно был Там…

Его узловатая и высохшая рука лениво перебирала звенья чёрной тускло поблёскивающей цепи. Той самой, которой он, ни на секунду не задумываясь, придушил восьмипалого охранника. Где это было? Когда? И было ли? Может, не было ничего!