Выбери любимый жанр
Мир литературы

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
Сергей2018-11-27
Не книга, а полная чушь! Хорошо, что чит
К книге
Lynxlynx2018-11-27
Читать такие книги полезно для расширени
К книге
Leonika2016-11-07
Есть аналоги и покрасивее...
К книге
Важник2018-11-27
Какое-то смутное ощущение после прочтени
К книге
Aida2018-11-27
Не книга, а полная чушь! Хорошо, что чит
К книге

Болотные робинзоны - Радзиевская Софья Борисовна - Страница 1


1
Изменить размер шрифта:

Глава 1

ДЕД НИКИТА

Лес вокруг Малинки был очень старый и такой густой, что сколько его ни рубили, он по-прежнему окружал деревушку плотной стеной. Казалось, вот-вот сдвинется, нагнётся и прикроет низенькие избушки мохнатыми лапами, словно их тут и не было.

Малинка-деревня огородами спускалась к Малинке-реке, узенькой и неглубокой. А за деревней, по ту сторону речки, начиналось заросшее лесом моховое болото, и тянулось оно неведомо куда. Густой мох стлался по нему и колыхался, как качели под ногами, если кому пришло бы в голову ступить на него. Но таких смельчаков давно не находилось. Известно было, что пройти по болоту можно только по примеченным тропинкам, а сбиться с тропинки — верная смерть: мох прорвётся и сомкнётся уже над головой человека, заглушая его смертный крик. Называлось это болото «Андрюшкина топь».

Кто такой был Андрюшка, когда и почему поселился он в таком страшном месте — этого не помнили даже самые древние старики Малинки. Известно было только, что где-то в середине топи есть остров и на нём избушка, выстроенная самим Андрюшкой. Но дорогу к острову знал один Андрюшка и эту тайну унёс с собой.

Зимними вечерами ребятишки, сбившись в кучу на чьей-нибудь тёплой печке, любили поговорить о том, что и сейчас, наверно, Андрюшка бродит где-то незнаемыми тропами по гиблой трясине, и беда живому человеку встретиться с ним на тесной дорожке.

На этот счёт у Фёдорова Ивашки были самые верные сведения. Он и рассказывать умел по-особенному: опустит голову и говорит тонким голосом, потихоньку. А в нужном месте как вытаращит глаза — они ну вот как у кошки засветятся.

Ребята не выдерживали, с криком сыпались с печки, поближе к лампе над столом, подальше от тёмного угла. А на другой вечер снова мостились на чью-нибудь печку и опять за рассказы. Договаривались до того, что и в сени выйти становилось страшно: за дверью мерещилась чья-то тень и слышался тонкий вой. «Так воет душа мёртвого человека, если его тело не закопают», — объяснял Ивашка.

Топь даже зимой местами не замерзала, деревья на ней стояли полумёртвые, окутанные длинными космами серого мха, а в глубине её слышались странные звуки, точно вздохи и хлюпанье, да иногда жалобно кричал кто-то.

Говорили в Малинке, что один человек знает про Андрюшкину топь больше других. Что ещё мальчиком не раз добирался он до Андрюшкина острова с приезжим охотником за дорогими перьями белой цапли, которой на острове водилось множество. Но однажды пошли они вдвоём, а вернулся Никитка один, без охотника. Целое лето он бродил как потерянный и с тех пор в жизни больше про Андрюшкину топь не сказал ни словечка.

Теперь старше деда Никиты не было старика в Малинке. Но и сейчас все знали: если кто заговорит про Андрюшкину топь — дед потемнеет весь, встанет и уйдёт.

Борода у деда Никиты была от старости уже не белая, а желтоватая, как слоновая кость, и такая длинная, что он её закидывал на плечо, чтобы не мешала работать. Дед ею гордился и по субботам мыл в бане щёлоком. Сколько было ему лет, про то никто в Малинке точно не знал. Ходили слухи, что он «француза помнит». Но когда его самого про это спрашивали, он отвечал только: «Хм-хм, так». А на лице у него было написано: «Знаю, а сказать не хочу». Когда же новый учитель из соседней деревни, Иван Петрович, вдруг взял да и сосчитал, что никак этого быть не могло, потому что французы воевали с Россией сто с лишком лет назад, дед Никита ничего не сказал, но видно крепко на учителя обиделся. Даже здороваться с ним перестал: встретится, а сам в сторону смотрит, будто не видит.

Ходил дед ещё твёрдо, даже не горбился. Лицо только было всё в глубоких морщинах, точко вырезано из тёмного дерева, но глаза ясные, голубые, под густыми бровями-кустиками. Правда, не любил дед признаваться, что видят они хуже, чем смолоду. Положит начатый лапоть около себя на завалинке и хлопает руками не с той стороны, пока не нащупает пропажи. Сам громко удивляется: «И как это я в ту сторону не поглядел!»

Жил дед вдвоём с единственной своей дочкой Лукерьей, и та уже была старухой. Но ещё одна управляла всем хозяйством и работала в колхозе. Внук его, Степан, женился и жил отдельно, с женой и с сыном Андрейкой. Больше у деда в деревне родных не было.